Очерк ирландского музыканта и исследователя народной музыки Тони МакМахона о возрождении ирландской народной музыки в 50-60х годах 20го века, о музыкантах и энтузиастах, участвовавших в нем.

Статья предоставлена нашим другом, музыкантом и администратором сайта http://www.buttonbox.ru/ Артёмом Куликовым. Перевод на русский язык: Илья «Viking» Никифоров.

Всякое коммерческое использование текста или какой-либо части текста без согласования с владельцами авторских прав оригинального издания запрещено соответствующими законодательными актами. Текст перевода публикуется исключительно с ознакомительными, образовательными и эстетическими целями. Издание не преследует никакой иной выгоды, кроме общего блага всех живых существ.

The Bothy Band

Музыканты группы Bothy Band ездят на красном микроавтобусе. На завтрак у них бутерброды с кровяной колбасой, на обед – гамбургеры с кока-колой, а ужинают они часто в то время, когда мы завтракаем. Их работа – песни и музыка Ирландии.

Познакомьтесь пока с The Bothy Band, а позже я расскажу вам о bothies – хижинах с земляными стенами и полом, покрытым соломой.

Взгляните, вот худой долговязый Кинан из Балифермота. Он смотрит на вас с кривой усмешкой, аккуратно размещая свой кофр в углу микроавтобуса. Порой он говорит, что вся его жизнь строится вокруг локтевой волынки, лежащей в этой деревянной коробке. Сделанная из черного дерева, мягкой кожи, испанского тростника и латуни, она не имеет себе равных ни в одной стране. Вы не найдёте ничего подобного ни в горах и равнинах Шотландии, ни на холмах Южной Бретани, ни в Нортумбрии, ни в Болгарии, ни на Востоке, ближнем или дальнем.

Мне довелось слышать волынки всех этих прекрасных стран, и уж поверьте мне на слово – как бы ни были они замечательны, звук ни одной из них и рядом не стоял с тем почти магическим звуком, который способны извлечь из своих инструментов волынщики Кинан из Баллифермота, Шеймус Эннис с севера графства Дублин, Лиам О’Флинн из Килдэра, или Мартин Рошфорд из Бодайка, что в Восточном Клэр.

Кинан носит в своем кармане старую пожелтевшую фотографию. «Есть в ней что-то притягивающее» – говорит он. На фотографии – странствующий волынщик возле своей кибитки. Теплым летним вечером 1947 года, сыграв рил под названием Rakish Paddy^[1], он взглянул в объектив, и, застенчиво улыбнувшись, навсегда остался в памяти тех, кто любит ирландскую музыку как один из самых удивительных музыкантов из тех, что странствовали дорогами Ирландии.

Это был Джонни Доран. Где бы он ни останавливал свою кибитку – на ярмарке ли в Баллинасло, на скачках в Лимерике, на рыночной площади Клэрморриса или узкой улочке Милтаун Молби… как только он вынимал свою волынку, пристегивал меха к локтю, и, настроив бурдоны, начинал играть – везде собирался народ.

Его музыка волшебна, говорили они, его музыка – как будто крик кулика на холме.

Часто, когда он играл ламент^[2] по умершим и забытым людям Ирландии, слезы катились по морщинистым лицам крестьян, слушавших его. Они чувствовали, что эта музыка говорит с ними, говорит с их сердцами.

Друг, чьи глаза скользят по этим строчкам, если когда-либо тебе доведется быть в окрестностях собора Christ Church в Дублине… помни, что однажды грозовой ноябрьской ночью 1948 года волынщик Доран наклонился завязать шнурки на ботинке, и в тот миг на кибитку, что была его домом, обрушилась стена. С тех пор Джонни Доран уже не мог ни ходить, ни играть.

Его больше нет, но его музыка и память о нем живут, и каждый раз, когда волынщик Кинан глядит на старую фотографию – волынщик Доран тоже оживает…

…некоторые говорят, что Мэтт Моллой похож на Наполеона. Впрочем, как по мне, то что-то такое в нём действительно есть! Друзья зовут его «Моллой-одни-ребра». Жилистый и сильный, он глядит на мир проницательным взглядом черных глаз, дуя в свою черную деревянную флейту, сработанную роскоммонскими мастерами когда-то между двух войн. Музыка Моллоя уносит!

Мало кто может сыграть высокие ноты рилов и джиг так чисто и округло, как Моллой. Когда он играет, как будто слышишь эхо старого Балахадерина, эхо прекрасной музыки, которую играли флейтисты тех мест во времена Великого Голода и раньше.

…вот он сидит позади водителя микроавтобуса, разговаривая со сладкоголосой Триной. Она обычно выходит из машины последней, но на сцене она всегда первая. Пока другие суетятся вокруг, располагаясь на своих местах, она уже сидит за своим электропианино.

Трина щелкает кнопкой под клавиатурой, и ток от четырех батарей начинает питать инструмент, оживляя клавишу Ля под ее пальцем. Наблюдательный человек заметит на этом пальце самодельное серебряное кольцо, а знающий человек разглядит на нем трискель^[3]. Для кого-то это просто орнамент безо всякого смысла, для другого он – непонятный указатель, направляющий неизвестно куда, – для Трины же это значимая вещь из-за пределов времени – живое дыхание Кельтов, дух бретонских музыкантов, поэтов и писателей, которые, самоотверженно борясь, не дают исчезнуть своей культуре. Трина замужем за одним из них, и трискель на этом самодельном кольце всегда напоминает ей, что народная музыка ее родного Донегола и музыка Бретани есть, по сути, одно.

Теперь, друзья, я хочу уделить немного внимания славному Михалу – ее брату.

Склонив голову и глядя на сестру, он настраивает струну Ля своей гитары под ее пианино. Затем струны Ре, Ми и Соль. Ноты для Михала – как кнопки – они включают в его голове отдельные строчки, кусочки мелодий тех 297 народных песен на ирландском, которые он записал на магнитофон и бумагу, работая собирателем фольклора на Народном отделении Дублинского Университета несколько лет назад. До того он жил какое-то время на Внешних Гебридах, изучая шотландский гэльский и вникая в тамошнюю народную музыку, которая так похожа на нашу.

Будучи в Эдинбурге одним летним воскресеньем, он зашел в паб под названием «Санди Беллз», и, сидя за стаканом сока, случайно увидел на стене соседнего помещения фотографию восьмерых полунищих шотландских музыкантов. Выцветшая надпись под изображением гласила:

The Bothy Band
1898

Bothies – хижины Северо-Восточной Шотландии с земляными стенами и полом, покрытым соломой… Кто знает, сколько нищих ирландцев ютилось в них. Сезонные рабочие из Донегола и из других восьми графств Ольстера пересекали пролив и работали за копейки на душных летних фермах. С наступлением ночи они собирались в каменных сараях с полом, выстланным соломой, и играли на своих скрипках, волынках, мелодеонах и концертинах, пока их сердцу не становилось так же легко, как было тяжело спине. Музыка помогала этим нищим труженикам чувствовать себя свободными.

Михал вспомнил старую фотографию из «Санди Беллз», когда в 1975 году шестеро музыкантов встретились в Дублине, собираясь сделать народную музыку своей работой. Так группа The Bothy Band получила свое название. Вскоре был куплен подержанный микроавтобус, шесть микрофонов, усилитель, десятиканальный микшер и две колонки, чтобы переплетение голоса и инструментов могли слышать зрители с самых дальних рядов.

 

Жива ли ты, музыка жестянщиков?

Клубы и залы – от Дерри до Дюссельдорфа и Далласа. Перед сценой, на которой The Bothy Band, – маленькое море лиц – сегодня английских, завтра шведских, голландских, а может быть, американских, французских, ирландских, немецких…

Что же это такое, в чём секрет? – спросите вы. Почему ирландская музыка привлекает стольких людей?

Ещё двадцать лет назад сценой для Джонни Дорана были улица в ярмарочный день или кухня в домике крестьянина. Сегодня The Chieftains летят в Копенгаген, The Dubliners в Новую Зеландию, De Dannan^[4] – в Вупперталь. А флейтист Мичо Рассел из Дулина в графстве Клэр, который никогда не ездил дальше Энниса, теперь легко едет на двухмесячные гастроли в Бретань.

До чего же интересный персонаж этот Мичо!

Ему чуть более полувека, у него умное и замечательно загорелое лицо – вот он идет по сцене широким шагом, в ботинках, которые ему слишком велики – он выбрал их, потому что цена была впору – и зрители улыбаются, потому что чувствуют, что это настоящий, живой, теплый человек. Узкие джинсы, модные ботинки и стрижка за 10 фунтов – не для него. Мичо извлекает долгие красивые ноты из своей флейты, поет чудесные строфы своих необычных песен, улыбается губами, у которых только что держал флейту, – и его обаяние видишь не только глазами, но и сердцем.

Я бы мог день напролет рассказывать о Мичо, но ведь кроме него есть еще другие замечательные музыканты: Солус Лиллис, концертинист из Килмихила в графстве Клэр, Джеки Дэйли, аккордеонист из Кантёрка; Шон О’Конайре из Росмака, который поет и выглядит так, как будто он могучий древний черноволосый воин; странствующий жестянщик и скрипач Джонни Дохерти с зеленых холмов Гленколумкилле; Ирла О’Линард из Балливурни – ему всего 12 лет, но он может спеть An Cailin Deas Donn так, как пели, когда в графстве Корк все говорили по-ирландски; братья Данн из Лимерика, что играют на площади Эйре в Голвее по воскресеньям напротив статуи бедного Падрига О’Конайре, которому лучше других известны тайные дороги Ирландии.

Не так давно над подобными людьми насмехались, а то, что они играли, презрительно называли «музыкой жестянщиков». Я помню те времена. Но сейчас – все изменилось.

 

Фолк-возрождение!

В последние лет двадцать многие ирландцы заново открыли для себя свою собственную музыкальную традицию, и очень удивились тому, сколько новых красок она способна привнести в их жизнь. Люди, которые в музыкальных предпочтениях ориентировались на Голливуд и Холихед, вдруг нашли у себя под боком музыку, которая оказалась им гораздо ближе. Многие даже начали осваивать народные инструменты, учиться пению и лилтингу^[5].

Оказалось, что можно по-другому проводить время. Можно собираться на музыкальные посиделки у камина, обмениваясь мелодиями за чаепитием; ездить на Троицу на фестивали Flea Cheoil, в Дублин на Oireachtas в октябре; ходить в Клуб Волынщиков на Томас стрит, что неподалеку от пивоварни Гиннесс. Можно совершить поездку в какой-нибудь далекий уголок, где живет старый песенник, который, по слухам, знает тысячу всеми давно забытых песен. Можно пойти на барахолку и найти там старые пластинки с записями народных скрипачей – например таких, как Майкл Колман, который записывался в примитивной студии в Нью-Йорке в 30-х. Можно задешево купить скрипучую концертину Уитстоуна и восстановить ее, после чего она будет выглядеть и звучать как новая, блестя полировкой и новыми кнопками.

А какая возникала дружба, и как славно проходили встречи новых приверженцев фолк-музыки в 50-е годы! Множество людей познакомились и поддерживают отношения по сей день благодаря какому-нибудь случайно сыгранному вместе рилу на Flea в Муллингаре, или песне, спетой в голвэйском фолк-клубе…

…На севере графства Дублин, на краю деревни, на поле припаркован передвижной дом Шеймуса Энниса. Если кто-то собирается написать о возрождении интереса к ирландской музыке в 1950-х, то он обязательно упомянет этого человека, имя которого никак нельзя обойти. Именно он, по заданию Ирландской Комиссии по Фольклору, собрал огромное количество народной музыки и песен, проехав в 1951 г. на велосипеде от Дублина до Коннемары. С блокнотом, ручкой и громоздким устройством для звукозаписи он путешествовал по Ирландии, везде встречая радушный прием. Не счесть прекрасных песен и мелодий, записанных им от людей, многих из которых уже нет в живых. Благодаря труду Шеймуса сохранилась музыка скрипача Патрика О’Кифа из Глентона, что у Каслайланда; игра Дениса «Ткача» Мерфи из соседней Гнивгиллы; 235 шан-нос песен Колма Кина из Глинска в Коннемаре, а также волыночные мелодии времен Великого Голода от Вилли Клэнси из Милтаун Молби, что в Западном Клэр. Шеймус приходил к ним не как чиновник от организации, а скорее как коллега-музыкант, который любил, понимал эту музыку, и хотел сохранить ее для потомков.

Выше я упомянул наверняка не всем понятное слово «шан-нос». Дословно оно переводится как «старый стиль, старый путь». Шан-нос – это старинная манера исполнения повествовательных ирландских песен. Песен про любовь, про землю, про войну, про вино – про все, что говорили, чему радовались и печалились люди, жившие раньше. Эти песни дошли до нас сквозь века, передаваясь из уст в уста с незапамятных времен.

Ни один писатель не передаст словами того, что содержится в них – эти песни нужно слушать вживую. Если однажды вам довелось услышать шан-нос, – на первый взгляд он мог показаться вам странным. Но не спешите судить поверхностно: как и во многих других явлениях нашей жизни, настоящая глубина этих песен видна не сразу. Хорошая песня – это целый мир, скрытый за словами и нотами. И хороший исполнитель может открыть его тому, кто умеет слушать.

Наверное можно сказать, что не исполнитель поет песню, а песня поет его.

Собиратели фольклора были и до Энниса; немало они сделали в начале века, путешествуя по стране с карандашом и тетрадью. Однако вклад Шеймуса настолько всеобъемлющ, что Ирландия до сих пор очень многим ему обязана. Шеймус Эннис был первым голосом Radio Eireann, который показал слушателям полноту ирландской музыкальной традиции. Он первый познакомил радиослушателей BBC от острова Скай до Саутхемптона и Слайго с музыкой своей земли. Вот и сейчас, наверное, он, в своем черном костюме, жилетке и широкополой шляпе, ведет свой старенький Форд по дорогам северного Дублина к тем, кто ждет песен, музыки и интересных историй.

Но это было только начало.

14 октября 1951 года одиннадцать музыкантов собрались в комнате на втором этаже дома №14, Томас Стрит, и основали организацию, которую назвали Comhaltas Ceoltoiri Eireann – Содружество Ирландских Музыкантов.

Среди основателей был Лео Роусам – опытный музыкант и мастер-изготовитель волынок. Днем он делал инструменты в одной из задних комнат своей дублинской квартиры, а по вечерам учил новичков в Клубе Волынщиков, в той самой комнате на втором этаже. Лео происходил из известного вексфордского рода, но, волею судьбы, этой замечательной линии музыкантов было суждено прерваться, когда в 1971 в Риверстауне (гр. Слайго), слушая, как играет молодой дублинский скрипач по имени Пэдди Глакин, Лео вдруг почувствовал себя плохо и умер.

Содружество народных музыкантов, в создании которого он участвовал, существует и поныне. Из тех одиннадцати человек, что сидели за столом в комнате на Томас Стрит в 1951 году, оно выросло в организацию, объединившую более 14 000 человек, с отделениями по всему миру – в Америке, Шотландии, Англии, Канаде и Австралии.

Так появилось замечательное братство ирландских музыкантов и певцов, которые ставили своей целью сохранить свою музыку и передать ее будущему поколению.

Давайте попробуем представить на минуту, как жил народный музыкант в 1951 году. Мы увидим, что он играл свою музыку для небольшого числа людей: для соседей и друзей, там, где жил сам, и не был известен никому, кто обитал дальше десяти миль от его селения.

 

Все изменилось в 1951 году, после Flea в Муллингаре. Основатели Comhaltas Ceoltoiri Eireann, проделав огромную работу, собрали на улицах Муллингара сотни никому не известных музыкантов, танцоров и певцов, а также зрителей. В течение трёх дней и ночей люди могли играть и общаться! Первый раз в жизни донегольский скрипач слышал волынщика из Белфаста, а лейтримский флейтист играл с клэрским вистлером; дублинец, любящий городские баллады, слышал шан-нос песни из Росмака или Ринна. Серый занавес изоляции был аккуратно отодвинут; люди с улыбками на лицах слушали музыку своих музыкантов-соотечественников и получали от этого огромное наслаждение. Они уезжали домой с песней в сердце, вспоминая мелодии, которые запомнили хорошо или не очень, и предвкушали следующие выходные на Троицу в новом году.

Flea Cheoil проходил каждый год, наполняя стены, улицы и сердца жителей Лохри,Бойла, Энниса или Бункраны рилами, джигами, хорнпайпами, и вместе с ними – счастьем. Впрочем, жизнь оставалась жизнью, были и проблемы.

Вот бездельник, который пришел выпить и пошуметь там, где звучит музыка… Вот честолюбивый музыкант, который приехал только за тем, чтобы выиграть конкурс… А вот узколобый член жюри, который должен оценить музыкантов, которых не понимает и не чувствует…

Содружество выросло и стало влиятельным. Музыканты, которые его основали, продолжали играть музыку, чем они всегда и занимались. Однако управление С вскоре перешло в руки людей, которые были бизнесменами и хорошо умели организовывать мероприятия и соревнования. От правительства стали поступать деньги, и Содружество постепенно выросло еще больше. Школы для начинающих появились по всей стране. Появились областные Flea, районные Flea, всеирландский (all-Ireland) Flea и Новый Flea (Flea Nua). Все они включали программу разнообразных соревнований, в которых жюри могло за пять минут сделать какого-то музыканта чемпионом All-Ireland, или заявить настоящему народному музыканту, что в его музыке нет ничего особенного.

Все это привело к результату, который насторожил многих музыкантов – со временем один музыкант становился похож на другого. Рилы, джиги, хорнпайпы игрались на аккордеонах, банджо, гитарах, столовых ложках, монетами на пивных бутылках один за одним, одной компанией за другой. Многие региональные стили стали размываться, и очень часто стало невозможно определить по музыке, откуда приехал музыкант.

Короче говоря, ирландская народная музыка стала везде одинаковой.

Содружество Ирландских Музыкантов сделало очень многое для ирландской музыки; его дирекция теперь базируется в прекрасном здании на фешенебельной Belgrave Square в Монкстауне, в Южном Дублине…

…а в это время, в 26 милях оттуда, на углу поля стоит передвижной дом высокого волынщика, который ездит на стареньком Форде…

Вождь и Вожди

В журнале регистрации лондонской больницы King’s College Hospital есть такая запись: «О’Риада, Шон, из Корка, Ирландия, поступил 18 сентября 1971 г. в сопровождении родственников, друзей и врача, говоривших на иностранном языке, который никто не понимал».

Иностранный язык, который слышала медсестра, был ирландским; – так перевернулась последняя, драматическая страница жизни Шона О’Риады, человека, который в 60х вдохнул новую жизнь в ирландскую музыку и облек ее в новую форму.

Все началось с того, как в 1960м О’Риада пригласил восьмерых опытных музыкантов в свой дублинский дом, который назывался «Galloping Green». Он вынашивал идею, которую хотел воплотить в жизнь – по новому представить публике ирландскую народную музыку.

В то время были популярны кейли-бэнды – от четырех до четырнадцати музыкантов поднимались на сцену в 9 вечера и, все разом, до раннего утра, играли рилы, джиги, хорнпайпы, в то время как танцоры отплясывали их на танцполе. Это было просто и незатейливо, прямолинейно и грубовато, – неплохо, – все получали удовольствие, но хотелось чего-то нового, поразительного и захватывающего дух!

О’Риада и его 9 музыкантов играли по-другому. Они назвались Ceoltoiri Chualann; и их приходили слушать фермеры, министры из правительства, студенты, дипломаты, деклассированные личности и случайные прохожие, – словом, все! На концерте Шон вставал, и, глядя в зал, рассказывал о том, как однажды в 1738 слепой Каролан, предвидя свою смерть, приехал в Баллифарнон к дому Миссис МакДермот Ро, чтобы сочинить и сыграть на арфе последнюю свою мелодию – Farewell to Music…; о гэльских вождях и поэтах, которые жили и правили до Кинсэйла^[6], в то время, когда их образ жизни – an saol Gaelach – еще не был уничтожен…

Он говорил о полумертвых от голода бедняках, стремящихся попасть на пароход в гавани Кова, сжимая в руках свои немногочисленные пожитки, одежду и свои скрипки, хранящие память земли, которую они собирались покинуть из-за Великого Голода… оГарретте Барри, слепом странствующем волынщике, который восемьдесят лет назад играл музыку по всему Клэру, а сейчас лежит в забытой могиле в деревне Ина в пяти милях от Энниса…

…Он рассказывал о счастливых временах и веселых песнях, спетых у теплого очага в кухне, в замке или на перекрестке дорог… Он рассказывал – а затем вступала флейта, или, может быть, волынка, или ударник начинал отбивать древний ритм костяшками пальцев по коже большого двухфутового бубна под названием bodhran. Один за другим вступали или замолкали остальные инструменты, создавая удивительную драматическую музыку, которая трогала, восхищала, потрясала и завораживала всех, кто слышал ее впервые.

«Это волшебство!» – говорили они.

О’Риада брал слушателей с собой в путешествие по просторам и уголкам ирландской музыки. Можно сказать, он открывал людям их собственное прошлое, и это неизменно производило на них глубокое впечатление.

Шон О’Риада умер в Лондоне в 1971 и был похоронен на своей родине – в гэлтахте^[7] Cuil Aodha в Западном Корке. Ему было 40. Его память увековечена на надгробии, резном камне, который сделал старый Шеймус Мерфи, а тень его музыки восстает из записей, которые остались после него. Послушайте любую из современных групп или групп недавнего прошлого: De Dannan, Planxty, Ceoltoiri Laighean, The Bothy Band, Na Fili, The Chieftains – и вы вспомните о Шоне О’Риаде и его творчестве.

Из всех ирландских коллективов наиболее известны и популярны The Chieftains. Их аудитория огромна – концертные залы Европы, Северной Америки и других мест. Их музыка – это по большей части музыка Шона О’Риады, поскольку пятеро из их состава были в числе тех восьми музыкантов, которые были приглашены к нему домой в «Galloping Green», где познакомились, научились и прониклись его видением музыки. The Chieftains на данный момент – лучшие представители ирландской музыкальной сцены, и часть своего музыкального великолепия и обаяния они унаследовали от Ceoltoiri Chualann, однако вы можете прослушать их концерт, запись, теле- или радиотрансляцию ни разу не услышав о том, кто научил их играть, как они играют, или о том, с чего все началось.

Но, друзья мои, так всегда в жизни; как говорится в пословице:

«что упало, – то пропало».

Почему слайды из Керри слушают в Гамбурге?

Я здесь пишу о фолк-возрождении, как об исключительно ирландском явлении, но на самом деле оно затронуло и другие страны.

Зайдите в музыкальный магазин в любом крупном городе Германии, и, скорее всего, вы найдете там диски из черного пластика с записями слайдов из Керри, рилов из Роскоммона, джиг из Западного Корка, которые вскоре во множестве попадут в немецкие квартиры, общежития и дома. Более того, молодые немцы в большом количестве едут каждое лето в Ирландию, покупая там тин-вистлы и учась играть Toss the Feathers иHumors of Ballyconnell. Возникает вопрос, зачем же немцам ирландская музыка?

Ответ на этот вопрос кроется в мрачном периоде германской истории – 1930х. Фашистский режим практически уничтожил старый образ жизни; и, по мере приближения страшного 1939 года, грубая военная музыка и вульгарные кабацкое пение постепенно вытеснили народные песни и музыку, с любовью передававшиеся из поколения в поколение.

Вторая Мировой Война почти полностью уничтожила традиционный уклад. Послевоенное поколение немцев выросло в новой Германии, и немногие его представители имели понятие о том, что потеряли. Восстанавливать страну пришел доллар, а за ним явились американская музыка и американский образ жизни.

Когда в 1960х первые группы, такие как Dubliners и Fureys, начали ездить на гастроли в Германию, они обнаружили там огромную аудиторию, которая встретила их музыку очень радушно со всеми ее достоинствами и недостатками. Немецкой молодежи ирландская музыка казалась интересной, веселой и естественной, настоящей, человечной; и молодые немцы ходили на все концерты, какие только могли найти. Потеряв собственную музыкальную традицию, немцы принимали нашу очень тепло, и это поражало ирландских музыкантов, приезжавших играть в Германию. Прошло некоторое время, и немцы начали учиться играть на вистлах, скрипках и боуранах, петь ирландские песни, а вслед за этим начали возрождать и свои народные мелодии, которые многими считались утраченными навсегда.

Между многими музыкантами Ирландии и Германии образовалась тесная связь и дружба, и она продолжается по сей день. Есть повод радоваться!

* * *

They put the rope around his neck
And a swasher behind his ear
The prison bell was tolling
But Tim Evans didn’t hear
Now go down, ye murderers
Go down…^[8]

В 9.00 9го марта 1950 года в Лондоне за убийство своей жены и ребенка был повешен Тим Эванс. Через 17 лет он был посмертно помилован королевой Елизаветой – оказалось, что он был невиновен; настоящий убийца был пойман и также повешен. Получается, что совсем недавно цивилизованным обществом была убита целая семья.

Юэн МакКолл^[9] – шотландский исполнитель баллад и композитор. Остро воспринимающий подобные несправедливости, он посвятил свою жизнь и работу неимущим, угнетенным, брошенным и забытым. Его протестом стали песни, в которых он обличал тех, кто наживается на несчастье других. Он написал и спел песню о смерти Тома Эванса, назвав в ее последней строфе суд и судью убийцами. Он писал и пел про Вьетнам, про ядерное оружие, про Иисуса Христа, землевладельцев, голод и плохое жилье. В клубах, пабах, на улицах – везде, где была аудитория, МакКолл пел и обличал в своих песнях несправедливость и жестокость этого мира. Он был значительной фигурой британского фолк-возрождения, и чтобы подробно рассказать о его жизни и творчестве, мне пришлось бы написать толстую книгу. Поэтому я расскажу вам только об одном его изобретении – радиобалладе.

Идея состояла в том, чтобы в часовой радиопрограмме познакомить слушателей с настоящей жизнью, обычаями и нравами тех людей, чей образ жизни оказался под угрозой исчезновения из-за натиска «прогресса» и «цивилизации». Для одной из таких программ МакКолл выбрал жизнь и историю «странников».

С магнитофоном, записной книжкой и ручкой он жил и странствовал с «жестянщиками», как некоторые их называют, записывая их голоса, песни, рассказы, их невзгоды, встречи с полицией, фермерами и городскими людьми, звуки кибиток и едущих мимо грузовиков, лошадей, детей и стариков. Прожив несколько недель их жизнью, он возвратился в студию в Бирмингеме и создал одну из самых драматических звуковых историй, какую я только слышал о странниках; для нее которой написал песню, которую поют до сих пор:

Born in the middle of the Aston Moor
In a horsedrawn wagon on the old A5
The big 12-wheeler shook my bed
«You can’t stop here», the policeman said,

«You’d better get born in someplace else
So move along, get along,
Move along, get along,
Go! Move! Shift!»^[10]

У нас в Ирландии есть свои «странники». Одним из них был Джонни Доран, его брат Феликс и другие замечательные люди, чья музыка высоко ценится в нашей стране до сих пор.

Кто теперь расскажет о них в песнях? Найдется ли такой?

 

* * *

Однажды я ехал автостопом из Ванкувера в Нью-Йорк. На это путешествие я потратил семь долларов, и в дороге был девять дней. Меня подвозили на расстояние от четырёх миль до пятисот; каждый водитель спрашивал, откуда я – и услышав, что я ирландец, практически все говорили, что в них есть ирландская кровь, что у них есть семейные связи с Ирландией.

Мне и сейчас кажется удивительным, что на таком огромном континенте, как Северная Америка, одинокий путешественник, каким я был тогда, встретил стольких людей, которые были рады видеть ирландца, и которым было что рассказать о своих ирландских предках и родственниках.

Северная Америка, на самом деле, иногда может быть очень маленькой.

Тысячи голодных ирландцев, которые из-за голода (точнее, в результате лишь одного неурожая картошки) уехали за океан насовсем, – привезли туда свою музыку.

The sheep run unsheared
And the land is gone to rushes
The journeyman’s gone and the winder of creels
So away o’er the Atlantic go you handyman tailors
You fiddlers who flaked out the old mountain reels…^[11]

Африканцы, которых везли в Америку в цепях, также привезли с собой свою музыку, и, как и для голодных ирландских иммигрантов, она оказалась очень важна как единственная связь с прошлым, с родной страной. Черные американские джазмены первыми нанесли свою страну на музыкальную карту мира, а большая часть американской фолк-музыки имеет ирландские и африканские корни.

Сегодня фолк-музыка в Америке популярна как никогда; на хороших музыкантов есть спрос, они могут зарабатывать музыкой, в крупных университетах преподают фольклор и музыкальную этнографию. Постоянно гастролируют ирландские группы, и их встречают с распростертыми объятьями, отдавая должное той самоотверженности, которая позволила им сохранить свою музыку в наш век прогресса.

Причиной фолк-возрождения и подъема интереса к народной музыке в Америке стало то же, что и у нас, в Германии или Британии – люди почувствовали, что могут потерять важную часть своей культуры, и начали предпринимать действия, чтобы не допустить этой потери.

Их положение, на самом деле, более сложное, чем у нас: коренные американцы и их образ жизни были уничтожены у Woonded Knee, подобно тому, как гэльский образ жизни был уничтожен при Кинсэйле. До сих пор те, кто выжил, вынуждены жить в гетто и резервациях, лишившись всего того, что им принадлежало. Американское фолк-возрождение, известное нам, касается, в основном, музыки, которую принесли собой переселенцы из Европы.

В Америке не было таких людей, как Юэн МакКолл и Шеймус Эннис, которые бы рассказали народу о музыке первых американцев. Она исчезла и потерю эту не восполнить.

Но давайте оставим Америку, Германию и МакКолла и познакомимся с Доналом Ланни.

Он сидит рядом с водителем на переднем сиденье красного микроавтобуса, созерцая бегущий мимо пейзаж и те мелодии и песни, которые всплывают в его памяти.

Донал – художник звука. Его холст – это старинная баллада и талантливый певец, пятичастный рил и опытный волынщик, возможности музыкальной гармонизации и арсенал современной звукозаписывающей студии.

Донал ведет The Bothy Band вперед, расписывая аранжировки для четырёх голосов и одиннадцати инструментов, находя наилучшее звучание для записи в студии или живого концерта.

Он играет на гитаре, боуране и мандолине, но его самый его любимый – это замечательный греческий инструмент бузуки (прошу не путать с портативным противотанковым гранатометом времен Второй Мировой – базукой). Инструмент Донала сделан специально для него в Лондоне, и слушая, как он аккомпанирует на нем, например, такому солисту, как Мэтт Моллой, невольно задаешься вопросом, как раньше люди терпели неуклюжий аккомпанемент пианино и барабанов, неизменных спутников ирландского музыканта прошлого.

С тех пор, как в 1926 придумали кейли-бэнды, некоторые флейтисты и скрипачи привыкли думать, что их музыка хрома и нуждается в костыле, а иногда и в двух – пианино и барабане. Множество прекрасных сейшнов были испорчены неумелым аккомпаниатором, играющим на расстроенном пианино всего три аккорда или грохотом барабана или цимбал. Однако надо заметить, что все таки это лучше, чем малый, который додумался припаять пару шиллинговых монет к бутылке из под темного пива.

Все вышенаписанное только прибавляет ценности искусству Донала Ланни – его аккомпанемент всегда заодно с мелодией и по форме, и по настроению – он никогда не противоречит музыке, которую играют.

Это хорошо видно, точнее слышно, когда он аккомпанирует Фрэнку Харту. Фрэнк работает архитектором, но по призванию он – певец. Он живет на берегах реки, которая видела жизненный путь не одного ирландского песенника – это река Лиффи. Для одного из своих дисков он выбрал несколько городских баллад Старого Дублина, которые поют и в наши дни, а Донал добавил к ним изысканный и благородный аккомпанемент, который бы наверняка очень понравился бедной Бидди Муллиган из Кумба и Дайси Райли.

Это ведь были леди!

 

Облик Дублина меняется день ото дня: в понедельник вы едете на автобусе и вам понравилось какое-нибудь красивое здание, в пятницу вы снова в городе, а его как не бывало – снесли.

Но душа Дублина сделана из вещества более прочного, чем красный кирпич или серый камень, и люди Дублина других времен – нищая Бидди Муллиган и подобные ей живут бок о бок с нами в балладах Фрэнка Харта и Лиама Велдона.

И неудивительно, что живут. Ведь их воспели в песнях такие мастера, как Зозимус – тот слепой уличный певец с низким голосом и темным лицом, баллады которого звучали на улицах больше ста лет назад; кто пел как будто самому небу.

Везде, где бы ни собирались сейчас талантливые балладиры Дублина, незримо присутствует высокий слепой Зозимус и его песни.

Я упомянул Лиама Велдона. Весом под центнер, он широк и силен во всех отношениях. У себя дома в Баллифермоте он делает на продажу красивые вещи из кожи, дерева и козлиных шкур – боураны и практис-сеты ирландских волынок.

Велдон серьезно относится к жизни. Во все, что он делает, он вкладывает свой ум и душу – будь то ужин, который он готовит для своей жены Нелли и восьмерых детей, будь то боуран для бретонского студента, чантер волынки для соседского ребенка или песня, которую он пишет, и которую скоро услышит Ирландия.

Как певец и композитор – он замечателен. Одним майским днем 1966го он сел и написал одну из самых потрясающих баллад, какие я слышал – Dark Horse on the Wind. Это его личное восприятие событий 1916 года, рассказ о том, как пятьюдесятью годами позже идеи героев Пасхального Восстания были преданы и забыты.

Now charlatans wear dead men’s shoes
Aye and rattle dead men’s bones
‘Ere the dust has settled on their tombs
They’ve sold the very stones…

В этой песне, написанной в 1966, он предсказал кровавые события, которые произойдут в Ольстере:

In grief and hate our motherland
Her dragon’s teeth has sown
Now the warriors spring from the earth
To maim and kill their own

По вечерам Велдон часто гуляет по Lieberties – рассматривает витрины старых магазинов, разговаривает с людьми, которых знал ребенком, смотрит вокруг на тот Дублин, которого, вероятно, уже не будет, когда Велдон станет старше.

Но вот его замечательная песня на суд ваших глаз и сердца:

Dark Horse on the Wind – Liam Weldon

Oh those who died for liberty
Have heard the eagle scream
All the ones who died for liberty
Have died but for a dream
Oh rise, rise, rise, Dark horse on the wind
For in no nation on the earth
More broken hearts you’ll find.

The flames leaped high, reached to the sky
And seared a nation’s soul
In the ashes of our broken dreams
We’ve lost sight of our goal
O rise, rise, rise, Dark horse on the wind
And help our hearts seek Roisin
Our soul again to find

Now charlatans wear dead men’s shoes
Aye and rattle dead men’s bones
‘Ere the dust has settled on their tombs
They’ve sold the very stones
O rise, rise, rise, Dark horse on the wind
For in no nation on the earth
More Pharisees you’ll find

In grief and hate our motherland
Her dragon’s teeth has sown
Now the warriors spring from the earth
To maim and kill their own
O rise, rise, rise, Dark horse on the wind
For the one-eyed Balor still reigns king
In our nation of the blind.^[12]

Dark horse on the wind – первая песня на стороне А винилового виска, записанного на студии МУЛЛИГАН. Она находится по адресу Темплог Роуд 101, и там же живет The Bothy Band. Некоторые из нас знают этот дом как Муллиган Мэнжн.

Мы живем во время, когда крупные интернациональные звукозаписывающие компании навязывают поп-музыку миллионам, и остается только радоваться, что небольшие студии, такие как Gael-Linn, Claddagh и Mulligan, дают возможность народным музыкантам донести свое творчество до людей, а не работают ради собственной выгоды. Замечательная музыка Шона О’Риады сейчас с нами благодаря воображению и предвидению Гэлл-Линн и Кладдах Рекордз. Донал Ланни и Михал О’Донелл недавно создали студию Муллиган, чтобы добавить других исполнителей в ряд тех, кто уже записан. Один из них – Лиам Велдон, еще один – Мэтт Моллой; наверное и сейчас, когда я пишу эти строки, еще чьи-нибудь красивые звуки записываются на куски круглого пластика, в центре которых красным на белом фоне нарисован улыбающийся гном – эмблема Муллиган Рекордз.

Двумя этажами выше офиса Муллиган находится спальня Кевина Берка. Он единственный из The Bothy Band, с кем вы еще не познакомились, поэтому я уделю и ему минутку.

Кевин носит засаленную кепку, которая выглядит так, как будто он вытирает ею разбившихся о лобовое стекло красного Транзита насекомых или налетевшую на него жидкую грязь. Вы сразу узнаете его по этому головному убору и по манере отрешенно играть на скрипке рилы и джиги из Слайго.

Со скрипкой из желтого дерева под подбородком, мягко улыбаясь, он глядит на мир из под козырька своей кепки.

Ну вот, друзья, вы, я надеюсь, познакомились с The Bothy Band – с Мэттом Моллоем и Кевином Берком, Пэдди Кинаном и Доналом Ланни, Триной и Михалом О’Донеллами. За ними стоят сотни других, кого я так же сильно люблю; когда я пишу о вам них, мое сердце – вместе со всеми народными музыкантами, разбросанными по Ирландии и другим местам. И не забывайте, что где бы вы ни жили в Ирландии, один из них наверняка недалеко.

Мы живем в эпоху больших перемен, и, несмотря, на то, что наша музыка жива и здравствует, многие ее старинные особенности исчезают. Я сам лично сидел и беседовал, играл и пил чай с Сонни Броганом и Вилли Клэнси, Денисом Мерфи и Шоном О’Риадой: они были моими друзьями, и я думал, что они будут всегда. Но, один за другим они умерли, и, несмотря на то, что мне их ужасно не хватает, они тут со мной, когда я пишу вам эти строки.

Но какая польза от слов – этих черных солдат на белых страницах – они ведь не споют и не расскажут музыку Ирландии. Вот если бы я мог сыграть вам, тогда бы в них не было нужды!^[13]

Музыка Ирландии – с вами, она всюду вокруг вас. Все, что нужно сделать – это пойти повернуть ключи закрытых дверей жизни и мягко открыть их. Потому что жизнь – она такая – как правило, хорошие вещи не приходят к нам – скорее мы сами должны пойти и найти их.

И если эти слова смогут открыть ваше сердце хорошей песне или мелодии, я буду доволен – значит я не напрасно писал эти строки.

И я отдаю их вам с теплотой в душе.

Примечания:

1. ↑ Этот рил есть на TSO, там же вы найдёте и другие упоминающиеся в тексте тюны. (здесь и далее прим. breqwas)

2. ↑ Lament – «плач», медленный эйр:

3. ↑ См. в Википедии.

4. ↑ Ссылки на дискографии этих и других групп см. в разделе Музыка на сайте buttonbox.ru.

5. ↑ Lilting – исполнение танцевальных мелодий голосом. 

Аудиозапись: Adobe Flash Player (версия 9 или выше) требуется для воспроизведения этой аудиозаписи. Скачать последнюю версию здесь. К тому же, в Вашем браузере должен быть включен JavaScript.

6. ↑ Речь об осаде Кинсэйла в 1601-1602 годах, завершившей завоевание Ирландии англичанами. Подробнее в Википедии.

7. ↑ Gaeltacht, множ. Gaeltachtai – гэльскоговорящие регионы Ирландии. Такие ещё остались.

8. ↑ См. исполнение Кристи Мура:

9. ↑ Шотландское имя ‘Ewan’ действительно читается как ‘Юэн’

10. ↑ См. исполнение группы Bohola:

Аудиозапись: Adobe Flash Player (версия 9 или выше) требуется для воспроизведения этой аудиозаписи. Скачать последнюю версию здесь. К тому же, в Вашем браузере должен быть включен JavaScript.

или авторское:

11. ↑ См. исполнение Кевина Коннефа из The Chieftains:

12. ↑ См. исполнение автора:

13. ↑ А он может. Ещё как может! Послушайте, не пожалеете:

© 1985 by Tony MacMahon
Illustrations © by Terry Myler
Статья предоставлена нашим другом, музыкантом и администратором сайта http://www.buttonbox.ru/ Артёмом Куликовым. Перевод на русский язык: Илья Viking Никифоров Этот рил есть